В Барановичах заморожено строительство многоэтажки для «барачников»
Опубликовано 26.11.2013
В Барановичах десятки семей вынуждены жить в деревянных бараках времен Николая II с удобствами на улице. Строительство многоэтажки, в которую жильцов планировали переселить, заморожено из-за нехватки денег в бюджете.
Небольшое «Царское село», как любят в шутку называть свой уголок безвозвратно застывшего времени жители Барановичей, находится практически в самом центре города. Шесть одноэтажных деревянных бараков, разваливающихся на глазах, несмотря на более чем вековую историю, до сих пор остаются жилыми. Дети, пенсионеры, студенты, военные и рабочие — все квартиры заняты людьми, которые за долгие годы, а то и десятилетия уже приспособились к «первобытной» жизни: удобства на улице, печное отопление, отсутствие горячей воды и непрекращающаяся война с крысами и мышами. Главная проблема именно этих бесперспективных домиков в том, что они со всех сторон окружены многоэтажками. А это значит, что ни одно высокое начальство, проезжая по городу, не видит десятки семей, ютящихся в бараках времен Николая II.
Колоритные бараки на улице Калиновского появились еще в начале 1890-х годов. По тем временам условия для жизни были просто шикарные: потолки свыше четырех метров, отличные печи, сложенные из царского кирпича и покрытые польской кафельной плиткой, новые крепкие бревна, а главное, хоть и небольшие, но отдельные квартиры для каждой семьи.
— Сначала проложили железную дорогу, связавшую Барановичи с Минском, а потом начали строить склады и бараки, — рассказывает Владимир, хозяин 30-метровой квартиры с вековой историей. — Основную часть бараков успели возвести в 1892—1895 годах. Лично наш в 95-м. Жили здесь, по большей части, рабочие со своими семьями. В годы Первой мировой войны в Барановичах размещалась ставка Верховного главнокомандующего русских войск, и жил в наших бараках не кто-нибудь, а сам царь Николай II. Приезжал не меньше десяти раз.
Потом к власти пришли коммунисты, бараки стали «красными». Наши деревянные домики без особых разрушений пережили и Вторую мировую. После войны здесь в каждой квартире жило человек по двадцать. А что делать? Все разбомбили, надо было как-то выкручиваться. Потом людей расселили, а бараки перешли к военным: квартиры стали выделять офицерам в качестве временного жилья — предполагалось, что помучаться в бараке надо будет всего год-два, а потом получишь свою квартиру. Так мой тесть и оказался в этом «царском селе».
Но обещания так и остались обещаниями: многие из тех, кто согласился переждать в бараке до лучших времен, так в нем и остались на десятки лет. «У нас есть люди, которые пятьдесят лет здесь живут, и никакого просвета для них не видно. Властям дела нет, что горожане обитают не то что в аварийном доме, а в непригодном для жилья. Это давно подтвердили все экспертизы, но никто шевелиться не собирается», — возмущен мужчина.
В свое время все бараки, размещенные на территории военного городка в Барановичах, разделили на две части — те, что находились ближе к центральным улицам, передали военным: разобрать древние постройки при помощи солдат будет быстрее и проще. А вот шесть злополучных домиков, зажатых со всех сторон многоэтажками, стали на баланс города. Как часто и бывает, военные, не откладывая дело в долгий ящик, не только расселили «свои» бараки, но уже и приступили к их сносу.
Недалеко от бывших «родных» мест была возведена впечатляющих размеров панелька — «социальное жилье», как называют местные, куда и переехали бывшие обитатели бараков.
А вот городские бараки так и остаются стоять на своем месте. При этом коммунальщики, по словам жильцов, стараются не замечать неприглядный участок города.
— Официально мы считаемся многоквартирными домами деревянной постройки, оплачиваем все, в том числе и коммунальные услуги. Но что значат эти услуги, я до сих пор понять не могу: никто не убирает, не облагораживает, никакого к нам внимания. Даже дороги к домам нет, так — тропинки протоптали.
Зато каждый месяц счета выставляют, за вывоз «канализации» — места, куда стекается бытовая и дождевая вода — каждая квартира платит по 125 тысяч. Весной и осенью по два раза приходится вывозить, так и получается, что «жировки» наши тянут на 200—300 тысяч. Хотя летом, не спорю, платим значительно меньше, зачастую и в сто тысяч укладываемся. Зато зимой еще и отопление прибавляется — надо не меньше двух машин дров, а это уже три миллиона шестьсот.
Коммунальщики до нас просто не доезжают. Только там, где возле домов сами чистим и косим, и есть порядок. А как только подальше, городская территория, так и проходить страшно — через кусты продираться надо. Вот два года бились, чтобы убрали свалку, которая стихийно рядом образовалась, — вспоминает Владимир.
— Куда мы только не обращались с нашими проблемами, — продолжает мужчина, — на бумаге нам и центральное отопление подвели, и канализацию. Уже столько наобещали, что все и не вспомнишь. Только реализацию переносили каждый раз на следующий год, а потом прислали бумагу: что-либо делать в бараках — нецелесообразно. И я их понимаю, но если нецелесообразно, тогда давайте расселяйте людей. А ведь никто не расселяет, хотя сами же признают, что жить невозможно. Получается, жить нельзя, но жить надо.
К слову, «выбить» капитальный ремонт в бараках жильцам тоже не удалось. На все запросы из местного исполкома еще в 1997 году пришла набранная на печатной машинке отписка с элегантной формулировкой, раз и навсегда расставляющей все по местам:
«На Ваше заявление Барановичский горисполком сообщает, что Ваш дом до 1917 года постройки имеет большой физический износ (до 80%) и относится к числу ветхих. Деревянные дома с износом более 60% согласно „Правил эксплуатации жилищного фонда“ капитальному ремонту не подлежат, в них должен производиться лишь поддерживающий ремонт, обеспечивающий санитарные и безопасные условия для проживающих».
— Что самое интересное, людям, которые здесь жили, даже не давали возможность вступить в кооператив и построить квартиру в городе. Говорили, мол, вас все равно скоро снесут, нечего очередь создавать, вы свое получите. Стояли-стояли на очереди на расселение, да так и остались навсегда в бараках, — рассказывает Владимир.
Мужчина проводит нас в свой дом: достаточно высокий деревянный барак с вытянутыми окнами почти в человеческий рост и несколькими входами с разных сторон. В каждом из шести бараков живет по четыре-пять семей.
— Помню, добился, чтобы к нам приехало телевидение, репортаж вечером в новостях прошел. Ну, думаю, теперь уж и чиновники, и ЖЭС зашевелятся. И действительно, дня через три пошла реакция: начали ходить комиссии, все осматривать. А через неделю прислали документ: если в ближайшее время все не отремонтируете, заплатите штраф в таких-то размерах. Вот парадокс. Это ж как: взять и отремонтировать 110-летнее здание, признанное непригодным для жизни? Тут все сносить и ровнять с землей надо! С тех пор люди боятся и не высовываются, выступать никто не хочет, чтобы не нарваться на придирки. «Придушили» нас немного, чтобы не сунулись не в свои дела и шумиху не поднимали.
Жильцы стараются по возможности украсить свой двор или по крайней мере попробовать получить от него хоть какую-то выгоду: кто-то разбил клумбы под окнами, а кто-то и вовсе теплицу поставил.
— Я вот небольшую беседку построил, чтобы детям было где летом играть. Так во время «памятного» осмотра коммунальщики прицепились: это незаконное строение на государственной земле, будете сносить. А я им говорю: так вы же ничего не облагораживаете. Ни освещения, ни дороги, сами все косим, убираем, листья сгребаем, заборчики поставили. А там, где ваша территория, — помойка: и листья, и мусор. Что? Надо чтобы и у нас под окнами такое было? Я не хочу.
В старой квартире, в которой никогда не жили и не будут жить чиновники, действительно тесно: семье из четырех человек приходится хозяйничать всего на тридцати «квадратах», четыре из которых занимают дымящие печки. Все помещение поделено на три проходных, очень скромных по размерам комнаты: кухня-коридор, маленькая комната с одним спальным местом, в которой к тому же сушат белье и, если так можно выразиться, зал с еще одной печкой.
По теперешним временам и возможностям — условия для очень устойчивых и неприхотливых людей. От бывших плюсов остались разве что высокие потолки, а вот печки давно дымят, бревна превратились в труху, кое-где стены не обваливаются только благодаря приклеенным намертво обоям.
Местная пресса сентиментально вздыхает: ах, памятники истории, здесь происходили великие события, а так как город молодой, надо хоть что-то сохранить. Но жильцам барака от исторической ценности своих стен и потолков теплее не становится.
— Если это ценность, памятник, то почему в нем люди живут? — задается вопросом Владимир. — Пусть делают из него музей. В замки и дворцы же людей не заселяют, комнаты нуждающимся не отводят, а тут, понимаешь, большая ценность — барак.
О предстоящей зиме жильцы бараков думают с ужасом — рассыпающиеся стены, дощатые полы и старые окна, которые, к слову, официально запрещено менять на пластиковые, уже давно не преграда для ветра и мороза. Вдобавок — высокие потолки, которые только тем и хороши, что складировать ввысь можно практически до бесконечности: в зале расстояние от пола до потолка четыре с половиной метра, в кухне — чуть меньше, четыре двадцать.
— Зимой, когда начинаем топить печки, разница температур колоссальная: под самым потолком может быть 46 градусов, а на полу, где мы ходим и дети играют — 12—18 только. Помню, когда разговаривал по этому поводу с начальником отдела ЖКХ горисполкома, он мне бесценный совет дал: если такие проблемы, то вы на зиму квартиру снимайте. А они, значит, не при делах.
И, что самое интересное, бараки, которые моложе наших, давно разобрали. А мы, раз не видны ни с одной стороны, — сидите и ждите. На фоне этих домов даже иностранные студенты фотографируются: правильно, где же еще такие доисторические здания увидишь. Ископаемые, а не дома. Наши бараки даже на карте 1895 года отмечены, — усмехается мужчина.
В этот момент в квартиру Владимира заходит соседка и с ходу задает вопрос:
— Ты все рассказал, надеюсь, ничего не забыл? А вы про все напишите, про весь этот ужас, в котором мы живем. Если ЖЭСовские справочки почитать, то здесь и в бараках ремонт, и крыша отремонтирована, и сараи в отличном состоянии. На самом деле ничего этого нет. Или вот дерево возле моего дома растет, наверное, еще при Николае II садили. Сколько раз обращалась, чтобы спилили, хоть бы кто пошевелился. Оно ведь рухнет когда-нибудь и накроет один из бараков, это ж верная смерть…
Как и остальные семьи, живущие в непригодных по всем критериям домах, Владимир с женой и детьми имеет право на внеочередное строительство. И давно бы построился, если бы не необъяснимые причины, раз и навсегда застопорившее строительство дома для членов 219-го кооператива.
— Начиналось все хорошо: в 2008 году стали на учет в исполком, практически сразу нам предложили строиться, даже говорили, что субсидия какая-то положена. Быстро собрали все документы, заплатили членские взносы, потом проектную документацию оплатили. Ходили на собрания жильцов, все исправно выполняли. Председатель отчитывалась: подвели коммуникации, ровняют землю, скоро за котлован возьмутся. А потом раз — и нам говорят, что строительство переносят на следующий год. Потом еще на один. А потом и вовсе заявляют, что денег нет и наш кооператив расформировывают.
При этом ЖСК №220, 221 и вплоть до 226 активно строятся. Как такое может быть? Что это за произвол? Чиновники ссылались на кризис, проблемы, курс доллара, но как тогда другие ЖСК строились? На них разве кризис не распространяется? Что самое печальное, 14 семей в нашем кооперативе даже кредитную линию успели открыть. Но это никого не волновало, — возмущен мужчина.
— В общем, пустырь так и не превратился в двухподъездный девятиэтажный дом, — вздыхая, показывает место, где должен был стоять дом, Владимир.
А вокруг выросли высотки соседних ЖСК, сформированных намного позже.
Понять, почему же на 219-й кооператив денег не хватило, а на все последующие они нашлись, попытались и мы. Но, узнав о сути вопроса, один слуга народа непременно переадресовывал нас к другому, более компетентному. Так продолжалось до тех пор, пока круг не замкнулся на вечно молчащей телефонной трубке самого знающего чиновника. Одним словом, выяснить подробности у барановичских исполнителей так и не удалось.
— Я к властям за год минимум 4 раза захожу, — говорит Владимир. — И если чиновники сначала хоть как-то обнадеживали, то в последний раз мэр, уже бывший, заявил: «Ничем помочь не могу, денег в стране нет, дома строить не будем. Может, к 2020 году что-то прояснится, вероятно, вам предложат арендное жилье». Сколько ни старался, не перекинули нас и в другое ЖСК. Объясняю: мне не принципиально строительство в 219-м кооперативе, можно и в 225-м, хоть где, лишь бы условия для жизни были нормальные. Но меня как будто не слышали. При этом я точно знаю, что некоторые люди выходили из ЖСК, отказывались строиться. Но, видимо, на их места попадал кто-то породнее для чиновников, чем мы. А ведь на самом деле стройки в городе идут, не успели еще микрорайон Боровки-1 сдать, как уже запланировали Боровки-2, 3, 4 и микрорайон Северный.
А ведь у нас нет другой возможности построиться, кроме как при помощи государства. Частник в Барановичи не идет — кому это нужно? Даже долевого нет. Помню, была у нас одна «долевка» — лет 12 дом строили, пять или шесть застройщиков сменилось, пока закончили эту многоэтажку. А так город застраивает трест №25, и без исполкома этот вопрос не решить…
Вернувшись домой, Владимир достает увесистую папку — переписка с чиновниками. Здесь собраны все документы, которые формально дают право его семье строиться в городе, и все отписки, которые каждый раз отодвигали долгожданный момент. «Финансирование было приостановлено, так как нужно было направить деньги на строительство домов, ввод которых планировался на 2011 год», — говорится в одном из ответов из облисполкома. «У меня столько обращений, запросов и ответов, что разобраться в них сходу очень сложно, — рассказывает мужчина. — Мы даже в Администрацию президента писали, но наше письмо с фотографиями и видеозаписью спустили обратно барановичским чиновникам, которые, естественно, ничего делать не стали».
В ближайшие дни Владимир собирается попасть на прием к новому мэру города, на которого по традиции возлагает большие надежды.
